Убийство расколовшее еврейское общество

 

В 1973 году основатели кибуца Ифат собрались и впервые раскрыли существование подпольной еврейской террористической ячейки в период с 1923 по 1927 год. Собрал их член кибуца Одед Арци. Он записал их свидетельства и через 9 лет опубликовал их в своей работе в журнале Катедра, несмотря на то, что обещал держать все в секрете.

Ячейка, о существовании которой до этого дня знали только 13 человек, хранилась в тайне даже от жен и детей, называлась «а-Миф'аль» (фабрика). Кульминационным моментом деятельности ячейки было убийство Яакова де Хаана, иерусалимского лидера ультраортодоксов и, возможно, величайшего борца с сионизмом. Спустя почти 50 лет стали известны подробности политического убийства, повлиявшего на наше общество на сто лет вперед. 

30 июня 1924 года Яаков де Хаан закончил вечернюю молитву в синагоге больницы Шаарей Цедек, которая тогда находилась на улице Яффо в Иерусалиме. После молитвы он остался, чтобы поговорить со своим другом доктором Волахом. В конце разговора де Хаан вышел через боковые ворота больницы, где к нему подошел мужчина и спросил, сколько сейчас времени. Когда де Хаан посмотрел на часы, мужчина вытащил пистолет, сделал три выстрела и скрылся. Де Хаан остался лежать, истекая кровью, и его убийца так и не был пойман.

Яаков Исраэль де Хаан

Де Хаан родился в конце 1881 года в религиозной еврейской семье, жившей в маленькой голландской деревне Смильде. В молодом возрасте он оставил свою семью и религиозные традиции, и начал самостоятельную карьеру, сначала в качестве учителя и юриста, а затем и в качестве журналиста. Его проживание в Амстердаме и богатая культурная жизнь, которая характеризовала Нидерланды на рубеже двадцатого века, открыли ему сокровища западной культуры. Там он также обнаружил свою гомосексуальную ориентацию. Его ориентация нашла свое воплощение и в его работах, в особенности в его романе "Трубы", описывавшего любовь между двумя студентами. Это породило скандал, который привел к его отчислению из школы, в которой он преподавал, и из газеты, в которой он писал.

Трубы. Издание 2006 года

Чтобы защитить свое доброе имя в буржуазном и консервативном обществе, в котором он жил, де Хаан женился в 1907 году на Иоганне ван Маарсевеен, христианке, которая была на девять лет старше его. Скорее всего отношения были не более чем платоническими, и они разошлись через 12 лет, хотя официально не разводились.

В 1912 году де Хаан предпринял путешествие в Россию, в рамках своей журналистской деятельности. Там он обнаружил всю жестокость режима по отношению к своим подданным в целом и к евреям в частности, и это приблизило его к иудаизму и сионизму. Три года спустя де Хаан опубликовал свою книгу «Еврейская песня». Книга подняла его авторитет в глазах еврейской общины Амстердама и та тепло приняла вернувшегося в лоно иудаизма еврейского поэта.

Де Хаан получил степень доктора права и начал преподавать в университете. После Декларации Бальфура и завоевания Палестины британцами, которые взяли на себя обязательство создать там национальный дом для еврейского народа, он решил эмигрировать в Палестину. В начале 1919 года де Хаан попрощался с десятками своих друзей и семьей на захватывающей церемонии на вокзале, завершившейся песней "Хатиква". К своему отъезду он уже опубликовал четыре книги прозы, пять книг стихов и сотни литературных статей и публикаций в местной прессе и даже спровоцировал скандалы. Это сделало де Хаана известным в кругах голландской интеллигенции.

Его переезд в Эрец Исраэль приветствовали с воодушевлением Вайцман и Жаботинский, Вайцман дал ему рекомендательное письмо, Жаботинский представлял его на своих лекциях. Сам де Хаан был представителем известной голландской газеты и начал преподавать право в Иерусалиме.

Многокультурный Иерусалим очаровал де Хаана. Он написал сотни заметок о повседневной жизни в Иерусалиме, о волшебной атмосфере субботы в городе, о евреях "старого йешува" всех стран исхода, о детях, говорящих на иврите, о группах молодежи, осваивающих земли и строящих новые кварталы, и о своих поездках в Хеврон, Беэр-Шеву и Ашдод в сопровождении своего друга Аделя Авида. Его статус иностранного журналиста также позволял ему общаться с  арабскими мальчиками. Свои противоречивые чувства де Хаан тоже старался выразить в стихах:

Кого желаю я, к кому тянусь,

Когда Иерусалим погружен в дрему?

Здесь, у Стены, быть может к Б-гу я стремлюсь,

Иль к марокканцу молодому?

(Рядом со Стеной Плача находился арабский квартал выходцев из Марокко Муграби ("западные" на арабском).

("Десять четверостиший любви к Сиону и любви к юношам", Де Хаан)

Но иллюзии скоро закончились. Де Хаан был разочарован тем, как встретили человека с его способностями в сионистском руководстве. Председатель комитета представителей, управлявшего тогда еврейским населением Палестины, принял его довольно холодно. Когда голландский поэт предложил свои услуги во имя строительства нации, наткнулся на холодный ответ: "Строить мы и сами можем, вы позаботьтесь чтобы в кассу поступали деньги" (Шломо Накдимон и Шауль Майзлиш "Де Хаан, первое политическое убийство в Израиле").

Де Хаан обратился в "Мизрахи", движение религиозных сионистов. Он занял место в руководстве движения, но и тут вскоре разочаровался.  "Идея сионизма красивая, но люди уродливые", писал он друзьям (Йегуда Меши Захав"Святой Де Хаан - первое убийство сионистов в Эрец Исраэль")

Возможно, у этой истории мог быть другой конец. Де Хаан уже был разочарован в идеалах и возможно, готов был вернуться в Голландию. Но тут произошел неожиданный поворот.

Британский мандат позволял представителям разных религий устанавливать свои автономные системы самоуправления. В Иерусалиме, где было наибольшее скопление евреев, главы общин во главе с сионистскими лидерами учредили «Главный городской комитет». Жители "старого йешува", выступавшие против сионизма как по религиозным, так и по политическим причинам, создали оппозиционную организацию под названием Городской ашкеназский совет. Вскоре после его создания некоторые из его основателей, особенно образованные из них, вышли из него, и он остался в руках ультраортодоксов, выступавших против сионизма. Наиболее видной фигурой во главе Городского ашкеназского совета был раввин Йосеф Хаим Зоненфельд,который стал религиозным и политическим лидером "старого йешува" во время Первой мировой войны.

Йосеф Хаим Зоненфельд

Раввин Зоненфельд также пытался убедить подмандатные власти признать ультраортодоксов, выступающих против сионизма, независимой группой, которая имеет право вести свою жизнь отдельно от остальных евреев. С этой целью необходимо было охарактеризовать Городской ашкеназский совет как политическую и социальную организацию с идеологией и мировоззрением, отличными от таковых в Главном городском комитете. Люди, которые до этого возглавляли организацию, были местными ультраортодоксальными активистами, чьи политические навыки не соответствовали амбициям раввина Зоненфельда, и встреча с де Хааном оказалась как нельзя кстати. Зоненфельд сумел убедить де Хаана стать его представителем. Де Хаан совершает поворот на сто восемьдесят градусов в своей идеологии и становится врагом общества номер один.

Интеграция Де Хаана в кругу ультраортодоксального иудаизма была быстрой. В отличие от нынешней ситуации, в то время в этот круг входила также небольшая группа немецких евреев, и наряду с их ревностными религиозными взглядами, они также были зажиточными, образованными и знакомыми с западными культурой и литературой. Ярким примером такой группы был доктор Моше (Мориц) Волах, основатель больницы Шаарей Цедек и ее главный врач, который "усыновил" де Хаана, ассимилированного европейского образованного человека, который покаялся и стал его близким другом.

Моше Волах

Де Хаан представлял городской ашкеназский совет в трех плоскостях. С юридической точки зрения он утверждал, что требование городского ашкеназского совета о том, чтобы его члены были членами отдельной политической группы, было выражением права ультраортодоксов на свободу религии, то есть на свободу от насильственного правления неверных сионистов. В качестве примера он привел тот факт, что большая часть еврейской общественности хотела, чтобы женщинам было предоставлено право голоса, на что ультраортодоксы не могли согласиться. Поскольку они были бы вынуждены подчиняться органам, представители которых бы избирались женщинами, это было бы явным нарушением религиозной свободы.

Де Хаан так же представлял ультраортодоксов в прессе. Как в местной, так и в международной, формируя определенное общественное мнение против сионистов и сионистского движения. В политической сфере он использовал все свои связи и возможные рычаги для достижения цели. В начале 1922 года де Хаан встретился с магнатом прессы Альфредом Хармсвортом, известным как лорд Нортклифф, который в то время имел огромное международное влияние. Нортклифф прибыл в Палестину во время кругосветного путешествия и встретился с представителями общин в стране. Ультраортодоксальная делегация представила ему политическое мировоззрение, отличное от политического мировоззрения руководства сионистского большинства, и тот опубликовал статью, в которой написал, что Декларация Бальфура была политической ошибкой.

Де Хаан знал, что одной из главных политических проблем, с которыми столкнулись в британцы, была проблема арабов. С одной стороны, они обещали Землю Израиля евреям, но с другой стороны, миллионы арабов выступили против этого, и конфронтация между ними и Британией была неизбежной. Де Хаан, понимавший британскую дилемму, считал, что для того, чтобы убедить британцев признать  Городской ашкеназский совет отдельным органом, он должен также продвигать отдельную внешнюю политику. С этой целью он встретился с арабскими лидерами и убеждал их, что настоящие евреи, то есть ультраортодоксы, возражают против национальных чаяний сионистов и что они готовы жить в мире даже при арабском правлении.

Ультраортодоксы действительно видели в сионизме проблему: они считали, что в среде сионистов есть носители опасных идей, таких как большевизм или независимость. Сионисты, по их мнению, могли возбудить волну насилия против всех евреев и навлечь на них изгнание или ограничения в свободах. Предпочитая интересы религиозные, такие как доступ к святым местам и строгий уклад в общине, они пренебрегали интересами национальными, не видя, или не желая видеть надвигающуюся катастрофу в Европе. Поэтому они с одобрением и воодушевлением отнеслись к деятельности де Хаана, критиковавшего идеалы сионизма, направленные на возрождение еврейского народа на пути к еврейскому государству, объявляя их националистическими.

Возможно, в ультраортодоксальной среде знали о человеческих слабостях своего представителя, но, учитывая его достижения и укрепление политического статуса своей общины, предпочитали молчать.

Деятельность де Хаана ставила под удар весь процесс, запущенный сионистами, делала их уязвимыми в переговорах с британцами, позволяла британцам отступить от Декларации Бальфура. Ненависть к нему, как к явной и немедленной угрозе росла. Студенты бойкотировали занятия. Газеты отказались его печатать. Более того, его отказались печатать еврейские газеты в Голландии. В скорости его уволили из школы в Иерусалиме, где он преподавал право. В статье для голландской газеты де Хаан писал:

"Против меня бастуют в юридической школе, потому что я пошел к лорду Нортклиффу в составе делегации без разрешения комитета представителей... Экстремисты проводят против меня политику террора: угрожают бойкотом, лишают средств, призывают к насилию, пишут статьи в газетах"

В мае 1924 года де Хаан получил письмо с угрозами о своей жизни, подписанное "Черной рукой". Хотя он проконсультировался с полицией, он не изменил своих обычаев и не прекратил свою политическую деятельность.

"Насколько прекрасен двадцать пятый день месяца, если тебя не убивают двадцать четвертого числа. И надо сказать: не в силу буквы. В нем так было написано: «Де Хаан! При этом сообщаю вам, что если вы не покинете нашу страну до 24-го числа месяца, будете пристрелены, как бездомный пес… черная рука ». И это мудрое и великодушное письмо, конечно же, написано на иврите, языке нашего национального возрождения."

("Собрание заметок о Иерусалиме 1919-1924 гг.", де Хаан)

Де Хаан продолжал вести двойную жизнь. Его поездки к эмирам и шейхам позволяли ему брать себе в попутчики арабских юношей. Знали ли ортодоксы о тайне де Хаана? За месяц до своей смерти де Хаан публикует в Голландии свои четверостишия с откровенно гомосексуальной лирикой. Скорее всего, они закрывали на это глаза. В январе 1924 года состоялась встреча де Хаана с эмиром Абдаллой, где была достигнута договоренность о том, что Абдалла берет под свою защиту ультраортодоксов. Зоненфельд и де Хаан декларировали, что ультроортодоксы не имеют ничего общего с сионистами. Политическая игра де Хаана привела к тому, что ультраортодоксы выглядели как равная сила на карте Палестины. Это играло на руку британцам, проводившим политику "разделяй и властвуй". В начале июля ультраортодоксы планировали вылететь в Лондон, хадатайствовать об отмене Декларации Бальфура. 

Еще в 1917 году в Одессе был организован еврейский отряд из 600 человек для защиты еврейской общины от погромов. В 1918-1919 годах был создан «Сионистский союз гимназистов» под руководством Элиягу Бен Хорина. Сам Бен Хорин восхищался лидером ревизионистов Зеевом Жаботинским и позже стал его личным секретарем. Йосеф Меши описывает Бен Хорина как «настоящего лидера, оказывающего магическое влияние на своих подчиненных. Он обладал невероятной выразительностью и убедительностью. Его невозможно победить в споре». Его соратников назвали «шестеркой», а позже, в Палестине, «Одесской группой». В шестерку также вошел Техоми, который был самым молодым в группе.

Элиягу Бен Хорин(справа) и Авраам Техоми(слева)

Авраам Техоми(Зильбер) родился в 1903 году и иммигрировал в Эрец Исраэль 20 лет спустя. Сойдя с корабля, он пешком отправился в Иерусалим, где жил в палатке. Он присоединился к Хагане и через два года стал командиром роты - должность, которую он также занимал во время описываемых событий. В 1929 г. назначен командиром Хаганы Иерусалима.

Элиягу Бен Хорин и его товарищи тоже эмигрировали в Эрец Исраэль. Они призвались сначала в "египетский батальон", а потом присоединились к "группе Шарон", которую вскоре возглавил и сам Бен Хорин. Внутри этой группы он создал секретную подпольную группу, действовавшую по образцу "Боевой Организации" эсеров. Она имела название "а-Миф'аль". 

Бен Хорин и его товарищи видели свой целью "завоевание языка" и "завоевание труда". Для достижения целей были оправданы все средства. Были проведены несколько акций. Для финансирования деятельности организации были нужны деньги. Член «а-Миф'аль» Авраам Коэн ездил в Трансиорданию, чтобы перевозить золото за  муку, произведенную на крупном мукомольном заводе, и хорошо знал детали передачи груза. Бен Хорин решил украсть это золото и послал Давида Хорана в Османский банк в Хайфе, чтобы встретить Коэна, с которым тот знаком не был, с описанием: «парень с блестящими глазами и черными вьющимися волосами».

Он должен был получить от него мешок с тесемкой. Смысл состоял в том, чтобы надеть мешок на голову черкесского чиновника, охранявшего золото в поезде, и усыпить его, а около поворота, где поезд должен был замедлить движение, выкинуть мешки из поезда через окно. Снаружи ждали трое членов группы. Все было сделано по плану, но "усыпители" несколько раз провалили задание.

План убить деХаана был принят в Нахалале, в хлеву, где работали Бен Хорин и его товарищи. Там были Бен Шахар, Зеэв Меши, Авраам Гиора, Авраам Техоми и Авраам Бен Зив. Решение было принято единогласно. Потом был брошен жребий, кто выполнит задание. Он выпал на Авраама Техоми и Зеэва Меши. В любом случае, должны были использовать револьвер Техоми, который был у него, как у командира Хаганы. 

В слежке за де Хааном выяснили, что каждый день в шесть вечера он молится в синагоге больницы Шаарей Цедек, и было решено его убить за день перед вылетом в Лондон. 

Больница Шаарей Цедек

Зеэв Меши рассказывал: "Мы провели весь день в Иерусалиме. Пообедали на Бен Йегуда. Техоми остался в кафе, а Меши пошел сделать "последнюю проверку". К вечеру вместе вошли в переулок за больницей, там где был боковой проход к синагоге. Де Хаан поровнялся с ними, поприветствовал, как это было принято, и вошел в синагогу. Меши занял позицию на углу переулка и улицы Агриппас (дорога Дир Ясин), а Техоми остался ждать у ворот. Когда де Хаан вышел, Меши поднял руку - это был сигнал, что все чисто и можно действовать. Техоми спросил у де Хаана: "Простите, который час?"

Корреспондент Daily Express написал после убийства: «Холодное исполнение этого акта и скорость, с которой убийца - или убийцы - исчезли в Старом городе Иерусалима, предполагают, что преступление было спланировано и совершено кем-то, кто рассчитал риски и хорошо знал о привычках жертвы».

Британцы оперативно реагировали на убийство. Были арестованы начальник еврейской полиции, Маня Шохат, журналист Бен Ишай. Ходили слухи что за убийством стоит Ицхак Бен Цви. Еврейский йешув, официально осуждая убийство, не скрывал облегчения. Пытаясь с компрометировать де Хаана, газета Доар Хайом напечатала такие его стихи:

Хоть жизнью сыт, и похотью я сыт,

Всегда стремиться буду насыщаться ими

И похотью, безумием гоним,

Я проклинаю Господа в Иерусалиме

Видя, как светское общество не только не потрясено страшным преступлением, но наоборот, радуется и глумится над жертвой, религиозные общины дрогнули. Это убийство как меч разрубило всякую надежду на диалог между новым йешувом и старым, ультраортодоксальным. 

Похороны де Хаана в Иерусалиме

Убийство журналиста, писателя и поэта де Хаана потрясло и европейские круги. Арнольд Цвейг посвятил ему свою книгу "Доктор Вриндт едет домой" (1931), вышедшею в русском переводе недавно под заголовком "Возвращение в Дамаск". 

Подполье просуществовало недолго. Пыл и восхищение его членов перед Бен Хорином остыли, и со временем он перебрался в Иерусалим и там стал редактором газеты "Доар хайом". Он не скрывал своих ревизионистких взглядов. В командовании Хаганы, опасаясь его влияния на командира Хаганы в Иерусалиме Авраама Техоми, решили сместить последнего. Техоми ушел из Хаганы не один. Он и его товарищи создали Иргун Бет, который потом превратился в Эцель (Иргун Цваи Леуми). 

Сегодня память о де Хаане хранят две группы. Ультраортодоксы, не отмечающие как правило дни персональной скорби, отмечают день его смерти. И гомосексуальные сообщества в Нидерландах, хранят его память как видного писателя и поэта, выразившего свои чувства в своих произведениях. Его стихи и проза переиздаются и в наше время. 

памятник де Хаану в Амстердаме

В подготовке статьи использовались материалы из википедии, порталов Сгула и Макор Ришон
 

Возмездие

1947 год. Хайфа, бульвар Эль Истакляль. Суккот, 6 утра. Еще только прокричал муэдзин свою шахаду и евреи все еще молятся в своих синагогах. В полицейском департаменте уже собираются люди - служащие, охранники, офицеры. Остановился грузовик. Охранник, заметивший его, махнул рукой и прокричал на арабском: "Проезжай, здесь нельзя стоять!" Последнее что он увидел, это как с грузовика скатывается огромная бочка...

Это были дни наполненные неизвестностью будущего и напряжением. Судьба Палестины решалась в ООН. Простые британцы уже готовились вернуться на родину, начальство устраивало приемы для арабской знати. В Лондоне ломали голову как сохранить за собой нефтепровод, шедший из Ирака и Трансиорданию в хайфский порт. Еще пара месяцев назад отгремела история повешения террористов ЭЦЕЛЬ. В роще рядом с Натанией террористы повесили в отместку двух сержантов. Как не старались британцы, фотографии этих повешенных сержантов попали в Лондон и во все газеты. Престиж страны, империи, как половая тряпка, валялся на пороге и о него вытирали ноги все кому не лень - сионисты с их требованиями, оппозиция, журналюги. 

После захвата заложников стало невозможно посещать рестораны и клубы. Движение было возможно только на броневиках группой солдат. Британские учреждения и базы превратились в крепости. По периметру были разбросаны концентрины и расставлены надолбы. Евреи называли эти крепости Бевинградами, по имени ненавистного им министра иностранных дел Эрнста Бевина. То ли они собирались заморить британцев голодом держа в бокале,  то ли разрушить, не оставляя камня на камне,  но название это не предвещало ничего хорошего. 

Британия, истощенная в войне, теряла колонии и друзей. Сейчас, на Ближнем Востоке ее единственными друзьями были арабы. Но и арабы пристально следили за своим союзником. Здесь понимают только силу, и ее нужно было демонстрировать. И поэтому каждый корабль с нелегалами эвакуировался с особой жестокостью и бескомпромисностью. Борьба с террором была жесткой. Еврейские кварталы и поселки то и дело погружались в комендантский час. Обыски и облавы стали рутиной. "Исход из Европы 1947" отправлен вместе с его беженцами в Гамбург, в страну где их убивали. Корабль "Аф-Ал-Пи" ("Не смотря ни на что") и 434 беженцев - на Кипр. По сопротивлявшимся открыли огонь. Живой огонь по тем, кто еще недавно ждал своей очереди в газовую камеру. Один убит, куча раненых. Британия демонстрировала свою мощь. Пусть приблизятся эти террористы, что они смогут сделать? Получат пулю...

В Бней Браке, в заброшенном доме во всю шла работа. С первого взгляда - гараж, починка грузовика. Но если присмотреться... Гиди, он же Амихай Фаглин, непревзойденный виртуоз террора готовил британцам очередной кошмар. 500 килограммов взрывчатки были помещены в огромный цилиндр,напоминающий бочку. По сторонам были приделаны тракторные покрышки.  Бомба должна была скатиться с грузовика, проскочить надолбы и концентрину и взорваться у стены здания. Чтобы она не могла катиться в обратную сторону соорудили зубчатые колеса, которые должны были застопорить бомбу, если ее остановят. Кабина грузовика также бронировалась, а в грузовой части возвышалось устройство, с которого должна была скатиться бомба. Операция получила кодовое название Гамб-Аф. 

После того, как все было водружено на грузовик, водителя снабдили документами перевозки стиральной машины. 28 сентября 1947 года грузовик в сопровождении мотоциклиста и машины с двумя бойцами выехал в Хайфу. Они остановились на отдаленной стоянке. Наутро, в 5:30, выехали в сторону порта. В 6:00 грузовик остановился возле полицейского участка. Водитель нажал на рычаг и бочка покатилась. Он услышал, как охранник что-то прокричал ему на арабском, нажал на газ и скрылся в сторону площади Хамра (сегодня площадь Парижа). Там грузовик был брошен, а водитель и бойцы скрылись на легковой машине в сторону Тель Авива. 

Удар был сокрушительным - 11 убитых, 52 раненых. Нижние этажи пострадали больше всего. Но самое главное - британцы поняли, что даже в бевинградах они уязвимы. Британцы уже были готовы возводить стены высотой в 8 метров, но через два месяца ООН провозгласил об окончании мандата. Британцы стали собирать чемоданы. 

Фотографии из Википедии и архива Яд Бен Цви.

О мандрагоре, бесплодии, и Иерусалиме.

 "Рувим пошел во время жатвы пшеницы, и нашел мандрагоровые яблоки в поле, и принес их Лии, матери своей."

Бытие 30 14.

Дуда (Мандрагора) - осеннее растение, которое можно наблюдать в Израиле. Его корни необычны и немного напоминают фигурки людей. В то же время длина корня может достигать до двух метров. В начале осени она распускает свои листья, широкие, мясистые и морщинистые. Листья Дуды ядовиты - так они защищаются от пасущихся животных. Яд Мандрагоры одновременно опасен и полезен. Он содержит атропин, применяющийся в фармацевтике. Но плоды Дуды можно есть, предварительно отварив, они напоминают ананас. Но нужно быть осторожным с этим плодом - его нужно варить чтобы нейтрализовать яд, и косточки все еще опасны.

Толстый корень дуда имеет своеобразную форму: иногда он напоминает фаллос, иногда младенца, а иногда мужчину или женщину. Зернистые плоды дуда содержат фосфор и светятся при правильном освещении, обычно в сумерках, на закате или на рассвете. Эти интересные особенности привели к тому, что на протяжении поколений растение ассоциировалось с различными религиозными, магическими и фольклорными верованиями.

Дуда в течение многих лет считалась добродетелью для зачатия и лечения бесплодия. Вероятно, это связано не с его ботаническими особенностями, а с формой его толстого корня, который иногда напоминает форму мужских гениталий. И использовали его не только бесплодные женщины. Плодовитые женщины также употребляли ядовитое растение, потому что считали, что оно поможет им родить сыновей мужского пола. Даже мужчины на Ближнем Востоке до сих пор носят веревку из плодов растения как талисман и как мужскую добродетель.

Дуда была известна не только из Пятикнижия, в греческих и римских источниках приписывают ей еще и качества афродизиака. На древнем Ближнем Востоке, а затем и в Европе распространилась вера в мандрагоров, злых духов в виде маленьких бородатых человечков, обитающих внутри растения.

Растение стало известно во всем мире как полудемоническое растение. Одно из арабских названий растения - Бад аль-Джин, что означает «грудные яйца» или «дьявольские яички». Согласно распространенному мнению, как только человек подходит к дудам и пытается их поднять, их корни потеют кровью и издают ужасные крики. Затем они убивают человека, выкорчевавшего растение.

Иосиф Флавий в своей книге Иудейские войны так описывает дуду:

"...Последний имеет огненно-красный цвет и по вечерам испускает от себя лучи; его очень трудно схватить, так как он как будто убегает из-под рук и только тогда остается в покое, когда его поливают уриной от женщины или ее месячной кровью. Но и тогда прикосновение к нему влечет за собой верную смерть, если его не несут таким образом, чтобы он свешивался с руки. Существует, впрочем, и другой безопасный способ для овладения этим корнем. Сначала его окапывают кругом до тех пор, пока только маленькая часть корня остается еще в земле, затем привязывают к нему собаку; когда последняя быстро устремляется за человеком, привязавшим ее, корень легко вырывается, но собака умирает на месте, как заместительная жертва за того, который хотел взять растение, а тогда его можно уносить без всяких опасений. Стоит, однако, подвергать себя опасности и трудиться над добыванием этого растения из-за присущего ему следующего свойства: так называемые демоны, т. е. духи злых людей, вселяющиеся в живущих и убивающие всех тех, которые остаются без помощи, немедленно изгоняются тем корнем, как только подносят его близко к больному."

С помощью манградоры изгоняли дьявола и привораживали, а Николло Макиавелли написал пьесу, посвященную мифическим свойствам дуды. Не обошла его вниманиием и Джоан Роулинг – с помощью этого цветка лечили тех, кто окаменел от взгляда Василска.

В 70-е годы 19-го века в Иерусалиме происходило оживление. Именно тогда и появилось в обиходе словосочетание "Старый город". Это потому что к западу от Нахалат аШив'а стали как грибы расти новые кварталы и мухтар города, видя происходящее, приказал прекратить запирать на ночь яффские ворота и провозгасил новые кварталы частью Иерусалима.

Один богатый человек из Брянска, Моше Граф и еще несколько подрядчиков решили построить большой квартал в 70 домов и назвать его "Бэйт Яаков" (Дом Иакова). 70 – столько их было, когда сыны Иакова перебрались в Египет, где их число выросло и стали они великим народом. Девизом нового общества стали слова из книги Йешаягу "Бэйт Яаков леху унелха"(О, дом Иакова! Придите, и будем ходить во свете Господнем). Это было в 1878 году, за 4 года до создания хорошо известной организации "БИЛУ". Квартал, сегодня часть квартала Макор Барух, так и не вырос до 70 домов, но начало было положено.

Севернее нового квартала Моше Граф купил землю и разбил на ней виноградник. В год шмиты (седьмой год, когда наделы не обрабатываются ип каждый может прийти и наслаждаться плодами земли) один из подрядчиков, Давид Фридланд из Режице (сегодня Резекне, Латвия), нашел в этом винограднике дудаим (манградору) и начал лечить людей. Он очень преуспел в своем новом деле. Хоть он и предостерегал людей от чрезмерного использования лекарства одна пара пренебрегла наставлением и всю ночь танцевала в своей спальне, пока не собрала вокруг своего дома кучу соседей. Лишь через несколько дней они пришли в себя но конец оказался хорошим – через девять месяцев у них родился сын.

Успех был таким, что Фридланд решил помочь своим братьям в изгнании. Он отправился в Россию, где так же немало преуспел, однако в Вильнюсе случилось несчастье. Один из пациентов принял слишком большую дозу и ослеп. Фридланду не помогли его предостережения и оправдания, и, опасаясь гнева семьи пострадавшего, он бежал в Иерусалим и вернулся к строительному ремеслу.