Стена Плача (Пуа Штайнер)

Большое зарешеченное окно было в южной стене нашего дома. Каменная стена, толщиной более метра образовывала очень широкий подоконник, который служил нам, девочкам своего рода балконом. По вечерам, когда мы возвращались домой со двора после наших игр, мы любили усаживаться там и смотреть вниз. На небольшом холме напротив пастух Салим собирал в хлев своих коз. Маленькие лоскутки с завитушками на ушах и черноватые козлята выходили навстречу стаду, возвращающемуся с пастбища. Под нами, за крепостной стеной, раскрывалась долина Шилоах, Силуан, и в сумерках жестяные крыши ее маленьких домов отсвечивали золотом.

По субботам и в праздничные будни (Суккот, Шавуот, Песах) была узкая улица между стеной дома и крепостной стеной полна людей. Они все направлялись к Западной Стене, маленькому кусочку Храма. Но в этот вечерний час не было никого, кто бы спускался по ступенькам, из страха по ночам. Рядом со Стеной на маленьком участке, предназначенном для молитвы, арабы делали что хотели, и британские охранники, выставленные там мандатными властями как будто бы следить за порядком, отводили взгляд. Сегодня, когда мы прогуливаемся по широкой площади и молимся Господу в большом количестве людей, в радости и благодарении, трудно представить тому, кто не видел Стены тогда, как жалко было наше присутствие там. Сколько обид и унижений терпели мы, и никто не ответил.

Арабские дома, которые были построены у Стены с обеих сторон, оставили лишь маленький участок для молитвы. Англичане не разрешали нам поставить перегородку, и так женщины скучивались с одной стороны и мужчины с другой этого узкого места. Мы должны были молиться стоя всю молитву, потому что нам было запрещено приносить с собой что либо, на чем можно было сесть. Запрещено было танцевать, даже в Симхат Тора. Нельзя было трубить в Шофар – это противоречило указаниям. И если кто-то из молящихся все же проносил стул, даже если это был старик или больной, тут же подбегал британский охранник и выгонял его. Однажды все же молящиеся решили начать "хакафот"(круговые танцы). Сразу же был вызван раввин Стены Оренштейн, от которого потребовали немедленно прекратить танцы, являющиеся нарушением.

Обычно мы шли к Стене днем, но не часто, как делаем это сегодня. В сопровождении подруг мы спускались по ступенчатой улице, проходили мимо кустов кактуса, и приближались к Стене. Мы не задерживались, нам не хотелось терпеть обиды и оскорбления. Мы собирались в сторонке, читали несколько псалмов, приклонив голову со слезами.

Не раз, когда мы стояли в молитве, какой-нибудь араб нарочно проезжал через нас на своем осле, расталкивая нас в стороны. Он скакал между людьми, как будто это был его собственный двор. На его крик: "Эй-а! Эй-а!" люди должны были разбегаться в стороны, иногда попадая в квартал Муграби. Порой, когда мы углублялись в молитву, мы чувствовали, как грязная вода просачивается в обувь, и пытались отойти. Источником этой "реки грязи" был дом построенный на самой Стене. Там арабская женщина мыла ступеньки дома и с метлой выплескивала грязную воду в сторону молящихся. Это в глазах англичан не было нарушением.

Все женщины плакали навзрыд. И наши глаза тоже наполнялись большими и теплыми слезами. У Стены невозможно было не плакать. Поражение было таким страшным, таким ощутимым. Мы у Стены, и как будто в изгнании. Даже голуби, кружившие над нашими головами печально гороковали вместе с нами. Когда ты стоял так, прислонив голову к камням стены, ты мог услышать рыдающий голос – казалось, сами камни плачут. Это был голос Шхины (присутствия Господа). Ни разу не сдвинулась она с этого места.