Стена Плача (Пуа Штайнер)

Большое зарешеченное окно было в южной стене нашего дома. Каменная стена, толщиной более метра образовывала очень широкий подоконник, который служил нам, девочкам своего рода балконом. По вечерам, когда мы возвращались домой со двора после наших игр, мы любили усаживаться там и смотреть вниз. На небольшом холме напротив пастух Салим собирал в хлев своих коз. Маленькие лоскутки с завитушками на ушах и черноватые козлята выходили навстречу стаду, возвращающемуся с пастбища. Под нами, за крепостной стеной, раскрывалась долина Шилоах, Силуан, и в сумерках жестяные крыши ее маленьких домов отсвечивали золотом.

По субботам и в праздничные будни (Суккот, Шавуот, Песах) была узкая улица между стеной дома и крепостной стеной полна людей. Они все направлялись к Западной Стене, маленькому кусочку Храма. Но в этот вечерний час не было никого, кто бы спускался по ступенькам, из страха по ночам. Рядом со Стеной на маленьком участке, предназначенном для молитвы, арабы делали что хотели, и британские охранники, выставленные там мандатными властями как будто бы следить за порядком, отводили взгляд. Сегодня, когда мы прогуливаемся по широкой площади и молимся Господу в большом количестве людей, в радости и благодарении, трудно представить тому, кто не видел Стены тогда, как жалко было наше присутствие там. Сколько обид и унижений терпели мы, и никто не ответил.

Арабские дома, которые были построены у Стены с обеих сторон, оставили лишь маленький участок для молитвы. Англичане не разрешали нам поставить перегородку, и так женщины скучивались с одной стороны и мужчины с другой этого узкого места. Мы должны были молиться стоя всю молитву, потому что нам было запрещено приносить с собой что либо, на чем можно было сесть. Запрещено было танцевать, даже в Симхат Тора. Нельзя было трубить в Шофар – это противоречило указаниям. И если кто-то из молящихся все же проносил стул, даже если это был старик или больной, тут же подбегал британский охранник и выгонял его. Однажды все же молящиеся решили начать "хакафот"(круговые танцы). Сразу же был вызван раввин Стены Оренштейн, от которого потребовали немедленно прекратить танцы, являющиеся нарушением.

Обычно мы шли к Стене днем, но не часто, как делаем это сегодня. В сопровождении подруг мы спускались по ступенчатой улице, проходили мимо кустов кактуса, и приближались к Стене. Мы не задерживались, нам не хотелось терпеть обиды и оскорбления. Мы собирались в сторонке, читали несколько псалмов, приклонив голову со слезами.

Не раз, когда мы стояли в молитве, какой-нибудь араб нарочно проезжал через нас на своем осле, расталкивая нас в стороны. Он скакал между людьми, как будто это был его собственный двор. На его крик: "Эй-а! Эй-а!" люди должны были разбегаться в стороны, иногда попадая в квартал Муграби. Порой, когда мы углублялись в молитву, мы чувствовали, как грязная вода просачивается в обувь, и пытались отойти. Источником этой "реки грязи" был дом построенный на самой Стене. Там арабская женщина мыла ступеньки дома и с метлой выплескивала грязную воду в сторону молящихся. Это в глазах англичан не было нарушением.

Все женщины плакали навзрыд. И наши глаза тоже наполнялись большими и теплыми слезами. У Стены невозможно было не плакать. Поражение было таким страшным, таким ощутимым. Мы у Стены, и как будто в изгнании. Даже голуби, кружившие над нашими головами печально гороковали вместе с нами. Когда ты стоял так, прислонив голову к камням стены, ты мог услышать рыдающий голос – казалось, сами камни плачут. Это был голос Шхины (присутствия Господа). Ни разу не сдвинулась она с этого места.  

Так совершают обмен пленными

В 1970 году в процессе боев на Голанских высотах были сбиты два самолета ВВС Израиля - один Фантом и один Мираж. Два летчика и штурман оказались в плену. И хотя Цахаль взял в плен 38 солдат и офицеров, Сирия всячески затягивала переговоры и отказывалась произвести обмен. Так длились годы. И тогда зародилась сумасшедшая идея: захватить сирийских офицеров из высшего эшелона командования. Эта идея зародилась совсем не в штабе. Ее предложили бойцы самого элитного в то время спецназа - сайерет Маткаль (спецназ генштаба). Но их не послушали. И тогда один из солдат, Узи Даян, пошел напрямую к министру обороны. "Возможно вы уже слишком стары, чтобы понять это, но это наши товарищи и, надеюсь, при обратной ситуации, они бы сделали все возможное, чтобы вызволить нас!"

Понятно, что такое министру обороны мог сказать только Узи Даян, ведь министр (Моше Даян) приходился ему дядей.

Так появилась на свет операция "Ящик". Командиром спецназа тогда был Эхуд Барак, а участвовали в подготовке и в самих попытках братья Идо, Йонатан и Беньямин Натаньягу.

Идея была такая: Высший состав часто патрулировал по сирийско-ливанской границе в районе Хар-Дов поблизости от Израиля. Нужно было залечь в засаде, и когда сирийцы приблизятся, внезапно напасть, взять в плен и быстро переправить в Израиль. Для прикрытия операции были задействованы танковые части.

Первая попытка была неудачной. Сирийцы просто не прибыли. Наши ребята вернулись ни с чем.

Во второй раз решили выставить засаду возле Рош а-Никра. Командовал Барак, а Биби был командиром отряда, который должен был обеспечить прикрытие. В этот раз Йони и Идо тоже участвовали в засаде.

Отряд Биби вышел под утро и занял позиции. Однако, чуть позже ливанский пастух вышел со своим стадом и чуть не затоптал бойцов. "Пастух собрался поднять "груз" (взрывчатку), который мы установили на дороге, мы схватили его и уложили рядом с нами. Он страшно испугался, думал, что мы его убьем. Чтобы заставить его молчать, я сказал ему: "Оскот!" и провел рукой по шее, чтобы он понял, что если не замолчит, мы перережем ему горло", вспоминал потом Идо Натаньягу.

Однако и эта попытка была неудачной. Офицеры прибыли, но приказа из штаба так и не поступило. Потом выяснилось, что среди офицеров был начальник генштаба ливанской армии и Израиль не хотел еще одного политического кризиса.

Третьей попыткой командовал уже Йони Натаньягу, Биби демобилизовался и отправился на учебу. Из опасений, что политики захотят отменить операцию, "форум" офицеров спецназа решил, что Барак будет находиться в генштабе. В отличие от первых двух попыток отряд выехал на джипах. "Один ленд-ровер принадлежал нашему командиру", потом вспоминал Узи Даян. Машина с сирийцами была замечена, и об этом доложили Натаньягу. Отряд приготовился, но сирийцы так и не появились. И тогда Йони принял решение: "поедем к ним навстречу, а там разберемся". В скорости они настигли их. Сирийцы, поначалу решившие, что это ливанская армия, замешкались, а потом открыли огонь и начали бежать.

В коротком бою были убиты 3 сопровождающих ливанцев и 5 сирийцев были взяты в плен. Это были генерал-майор, два полковника и два летчика в звании подполковника.

Теперь у Сирии в переговорах положение усложнилось. И тем не менее лишь год спустя, в июне 1973 г. произошел обмен. Три летчика на 46 пленных.

С днем рождения, Шауль Черниховский!

"В комнату врывается коренастый, крепкий мужчина, грудь колесом, здоровый румянец, оглушительный голос, стремительные движения. Не снимая пальто, усаживается на подоконник, говорит быстро, хлопая себя по коленке и подкручивая лихие казацкие усы. У него военная выправка и хороший русский язык с легким малороссийским акцентом. Ничего поэтического и еще меньше - еврейского. Скорее всего - степняк-помещик из отставных военных. Такие люди хорошо говорят об окрошке."

Сегодня монастырь Сент-Симон утопает в зелени, внутри его роскошные убранства, напротив стоят два дома, с пристройкой посередине. Дом слева еще хранит на себе следы той войны. Раны только украшают его и придают некую суровость. На стене "Тафос" – знак греческой ортодоксальной патриархии. Сегодня некоммерческая общественная организация "Алин" организовала в нем приют для детей-инвалидов. В 1943 г. в этом доме жил и умер великий человек. Шауль Черниховский.

"Я родился в деревне Михайловка Таврической губернии", писал он в своих мемуарах. Слово "Михайловка" в разговоре он произносил медленно, как бы наслаждаясь каждым слогом. Он любил свою деревню, ее пейзажи, ее людей. Ему пришлось пойти в школу для девочек, других просто не было. Так получилось, что сначала он выучил русский, в пять лет. Но уже в семь он начал учить иврит. Он придумал особый способ запоминать буквы. Помогая маме на кухне, он готовил печенье в виде еврейских букв. Жажда к чтению у него проявилась рано. Постепенно понадобились другие языки, и он выучил немецкий и французский. Пройдет еще несколько лет, и Черниховский в совершенстве будет владеть латынью и греческим.  Возможно, он и не стал бы тем, кем он стал, не попадись ему в руки стихи Михи Лебензона.

Миха Иосиф Лебензон мог стать Лермонтовым еврейского народа. Его стихи были революцией в еврейской культуре в первой половине 19-го века. Он начал с переводов Энеиды Вергилия и уже в 16 лет он написал свое первое стихотворение "Братство" (а-Ахва). Его поэмы отличались нежностью, человечностью героев необычайной лирикой. Так же он воспевал в своих стихах пейзажи той далекой волшебной страны грез – Эрец Исраэль, где " каждый камень — книга, любая скала — скрижаль". Миха Лебензон заболел туберкулезом еще в юности и умер в возрасте 24 лет.

Но он был услышан. Его стихи вдохновили целое поколение. По его стопам пошли Лев Гордон, Семен Фруг и конечно, Шауль Черниховский. Теперь все его стихи будут на иврите. Черниховский во всем соревнуется со своим кумиром. Он переводит Гомера. Он пишет стихи. Стихи о любви, о природе, о чувствах. "К писанию еврейских стихов меня толкнуло желанье, чтоб и на еврейском языке были песни. Песнями я тогда называл все, что можно было петь" .

Он едет в Германию учиться на врача. Говорят, у него было много романов, но сердце было отдано лишь одной. Там он с ней и познакомился, в Гейдельберге. Она была анархистка, он тоже. Так они сошлись. Аристократка, дочь польских дворян, она носила очень русское имя – Мелания, и была ревностной православной христианкой. Потом у них была долгая жизнь вместе. Они вернулись в Россию, он работал врачом на юге, когда началась война, призвался и служил военным врачом в Петрограде. Потом Германия. Все это время он занимался переводами и писал стихи. На жизнь он зарабатывал тем, что лечил беженцев из большевистской России. Лишь в 1931 г. он смог приехать в Эрец Исраэль. Здесь он участвовал в составлении первого словаря медицинских терминов на иврите и был врачом в гимназии Герцлия.

Прибыв на святую землю, через пять лет после приезда мужа, Мелания и их единственная дочь Изольда поселились здесь, в доме при монастыре Сент-Симон. Черниховский, живший в то время в Тель Авиве, навещал ее и дочь, но весной 1943-го, узнав о своей болезни, решил провести оставшееся время с ними здесь. В октябре его не стало.

………………………………….

В 1922 г. Черниховский покинул Россию в надежде поселиться в Эрец Исраэль и работать врачом, но новые власти ему отказали. На девять лет его забросило в Германию. Его тоска по новой стране своего народа только возросла. Эту песню он написал на следующий год, в Берлине, сидя в трамвае.

Говорят, что есть страна, опьяненная вся солнцем,

Где же эта сторона, где же это солнце?

Говорят, что есть страна, за семью столбами,

Семь комет увидишь там над семью холмами.

Где же эта сторона, где же те холмы?

Может, кто укажет путь в ту страну мечты?

Мы пересекли пустыни и прошли моря

Наши силы ослабели, мы искали зря?

Как же мы так заблудились, долго, долго шли,

Но страны той с солнцем вечным так и не нашли?

Может, нет ее уж больше, может, жребий пал.

И Господь нам ничего не пообещал?

Стихи, полные тоски и сомнений. Но в том же 1923 году в Берлине проходит съезд Гехалуц. И Черняховского приглашают читать стихи. Он понимает, что стихам нужен оптимистичный финал. Так он добавляет еще один куплет:

Той страны, где все надежды сбудутся у нас,

Где нас встретит рав Акива, его услышим глас.

Ты скажи нам, рав Акива, скажи нас не жалея:

Где же наши все святые, где же Маккавеи?

Так ответил нам Акива, очи просветлели!

Весь народ наш, все святые. Мы сами Маккавеи!

Уже в следующем году стихи были положены на музыку. Но пройдет еще 55 лет и Наоми Шемер создаст песню, песню, ставшую народной в Израиле.

День любви.

Но смотрите, праздник Господу ежегодно празднуется в Шило, что на севере от Вефиля и на востоке от дороги, что ведет от Вефиля в Шехем и на юг от Левоны.

И они научили вениамитян, говоря:

– Идите, спрячьтесь в виноградниках и наблюдайте. Когда девушки Шило выйдут, чтобы кружиться в плясках, выбегайте из виноградников, хватайте каждый себе в жены одну из девушек Шило и ступайте в землю Вениамина...

Так вениамитяне и поступили. Когда девушки плясали, каждый мужчина схватил по одной и унес, чтобы она стала его женой. После этого они вернулись в свой удел, отстроили города и поселились в них.

Питер за три дня.

Санкт-Петербург наверно самый туристический город в России после Москвы. Город, в котором каждый камень дышит историей, людьми, которые здесь жили, войнами, дворцовыми переворотами, революциями.

Санкт-Петербург, или Питер, как его называют местные жители, интересен как любителям истории, так и любителям архитектуры и искусства, а также и тем, кто просто ищет ночных развлечений. В городе не прекращается жизнь даже когда на Неве (главная река города) разводят мосты.

Нам с вами, людям, отвыкшим от России, стоит взять на заметку несколько особенностей, с которыми нам, в отличие от иностранцев, не владеющих русским языком, придется столкнуться ближе.

Итак, по прибытии в аэропорт. Паспортный контроль очень долгий, можно подумать, что они там чай пьют, но это не так. То ли компьютеры у них медленные то ли  запросы о ваших данных отправляют напрямую в ФСБ (на мулах). После удачной проверки (для вас) вас досматривают, как будто вы попадаете на секретный объект. Потом багаж и таможня. Зелеными коридорами пользуются только по блату. Все на досмотр!

Телефон. Тут вы огорчитесь, если вы купили в Израиле интернет пакет.  Всего за три доллара вы покупаете симку и забываете обо всех проблемах на месяц! Если вы всего три дня в Питере, как и я, не расстраивайтесь, просто сохраните ее! Передадите вашим знакомым, которым порекомендуете поездку.

Если вы в первый раз и не знаете куда ехать, вам лучше всего взять такси. Не берите такси в аэропорту! Выйдет в два раза дороже. Классная фирма Таксовичкоф вас обслужит в любой точке города, вам надо лишь позвонить. Обсуживание быстрое, учтивое, а главное честное! Телефон 333-00-00, и я у них не работаю!

Метро и автобусы. Метро в Питере не самое развитое, от станции до нужной вам точки можно потом добираться полчаса пешком. Можно и на автобусе, но так как туристов там больше чем местных, особенно летом, спросить не у кого. Хотя ходит транспорт часто и быстро. Билеты на автобус купите у кондуктора (жив, курилка!) в самом автобусе. С водителем никто не говорит, он в отдельной комнате.

Погода. В Питере идет дождь. Даже если вам кажется, что небо ясное и греет солнышко, возьмите с собой зонтик. Шансы, что он вам не понадобится, равны нулю. Влажность высокая, и поэтому уже в 20⁰ по Цельсию вам будет душно. Так что летом минимум одежды и зонтик.

Гостиница. Берите в центре. Сейчас модно брать апартаменты, но там свои условия, я человек старой школы и люблю стандарт. Знаю, что во время моего отсутствия мне поменяют белье. Ищите гостиницу с лифтом. Да, да вы прочитали это. Если вы об этом не подумаете, вам придется тащить ваш скарб по очень неудобным ступенькам на второй или третий этаж. Ковровое покрытие пола может издавать запах, так что выбирайте паркет. Из-за шума можете не беспокоиться, стеклопакеты в окнах обеспечивают хорошую звукоизоляцию. Добро пожаловать!

Итак, вы приехали, и теперь строите планы. Что вас интересует? Если развлечения, тут непочатый край. Вы можете заказать катер, музыка и пабы всю ночь. В 1:40 разводят мосты и пьют шампанское.

Любителям искусства придется туго. Эрмитаж это рай, но рай без кондиционера. Три миллиона произведений искусства сосредоточены в пяти зданиях соединенных между собой. Выставлено всего 60 тысяч, думаю, вам хватит.

Жизнь в Питере заканчивается поздно, и поэтому рано не начинается. Музеи и пункты обмена валют начинают работать в 10 утра. Люди тут живут разные. Среди пожилых можно часто увидеть типаж путиловского рабочего с усами, как в фильмах про революцию. Россия родина слонов, она стоит за мир и встает с колен, а запад строит свои козни постоянно. Поэтому старайтесь со встречныи вам людьми говорить о чем угодно, но не о политике. И не улыбайтесь! Это вызывает недоверие.

Экскурсии по рекам и каналам есть на каждом причале, Поездки на автобусах преимущественно с Гостиного Двора. Архитектура уже наверняка успела вас впечатлить. Пока вы ехали в центр, по правую и левую сторону от вас дома сталинского ампира, сталинский неоклассицизм – это визитная карточка Ленинграда. Верхние этажи и карнизы получают освещение. Даже ширина проспектов не смягчает этого агрессивного величия. Центр города это модерн, арт-ново, барокко. Реки и каналы заключены в гранит.

Еда. В России, не как в Израиле, где каждая забегаловка ресторан, существует деление на категории – столовая, там вы можете непритязательно пообедать, кафе, бар, ресторан и клуб. Пельменные и шуарма (Шаверма) в список не входят. Кашерный ресторан есть на Лермонтовской, напротив синагоги, по субботам он, естественно, закрыт.

 Так же можно купить еду в супермаркетах, которые прячутся в больших торговых центрах. Овощи и фрукты взвешивать надо самим. Можно пойти на рынок. Где ближайший – спросите у консьержа в гостинице. Рынки здесь отличаются. Вам стоит запастись мелкими деньгами. На рынке не торгуются и могут не продать если нет сдачи.

Чтобы понять историю Питера за три дня (конечно, это не вдумчивое изучение, а только наброски), вот что вам нужно:

Посетите Петропавловскую крепость. Там, в Петропавловском соборе находятся захоронения российских царей. Там же и Трубецкой бастион, политическая тюрьма, где сидели видные деятели истории России – Горький, Троцкий, Желябов, Ульянов.

Побывайте в  Петергофе и Царском Селе (Пушкин). Это Российский Версаль. Вы увидите, как жили русские императоры и императрицы и узнаете много нового о русской истории, тем более, если сами вы там не жили или не жили там четверть века, да и в школе советской все преподавалось иначе.

Совершить путешествие по рекам и каналам. Реки и каналы это душа Питера. Они вам расскажут всю свою историю, от Петра великого и до сталинских времен. Тут вы увидите как сегодня по настоящему возрождается великий город.

Отправьтесь на  Дворцовую площадь. В Эрмитаж идти необязательно, в Пушкине и Петергофе вы уже видели достаточно картин. Походите по набережной, увидьте разведенные мосты. Насладитесь волшебством.

Дарвиш и Майн Кампф

Мясо оккупанта станет моей едой. Начало 60-х

Последний инцидент или еще один "бой" между левыми и правыми в Израиле не остался не замеченным и пустил целую волну публикаций за и против свободы слова. В ход пошел и Арафат и Гитлер. Так же и с другой стороны вспомнили опять Германию и фашистов. На нашей "правой улице" восторг и ликование – Мири Регев и Авигдор Либерман дают прикурить левым "садомазохистам". Левым? Авигдор Либерман выступает за формулу "двух государств для двух народов". Он правый? Мири Регев начала свою карьеру министра культуры с крестового похода на арабский театр "Аль Мидан". Поход закончился запретом фильма Герца Франка на кинофестивале в Иерусалиме, что же до Аль-Мидана, то, как выяснилось, у министра культуры кишка тонка урезать им финансирование или запретить ту или иную постановку. Причем, обратившись к судебному советнику заранее, она бы это узнала прежде, чем начала воевать с ветряными мельницами и выставлять на посмешище себя и весь правый лагерь.

Что же до инцидента с армейской радиостанцией "Галей Цахаль", то вот у меня появились вопросы. И они не связаны с проблематикой свободы слова, они связаны с проблематикой подачи информации.

Итак, в программе "Университа Мешудерет" (Транслируемый университет) на этот раз речь шла о поэте, общественном деятеле, стихи которого чуть было не попали (!) в нашу школьную программу 20 лет назад и часть его стихов публикуется в утвержденной в прошлом году "Гражданской книге", учебнику гражданского права в средней школе в Израиле.  Этот человек – враг государства Израиль, пламенный поэт наших палестинских террористов Махмуд  Дарвиш.

В программе рассказывается о том, что Дарвиш считается палестинским народным поэтом, похоронен в Рамалле, его семья – беженцы, вернувшиеся в Израиль после войны за независимость (оказывается после войны за независимость Израиль разрешил беженцам вернуться) и он сам учился в Хайфе.

В программе рассказывают о его стихах, полных ненависти к Израилю, цитируют стих, написанный в начале 60-х, когда большинство арабского населения находилось под военным режимом, отмененным только в 1966 г. Леви Эшколем. Дарвиш является частью пан-арабской культуры, и символом культуры арабов живущих сегодня в Израиле(!) и в Иудее, Самарие и секторе Газы. В одной из цитат Дарвиш предлагает нам убираться отсюда умирать там, откуда мы пришли, и забрать с собой своих мертвых. Попытки студента араба, декламирующего стихи на арабском объяснить, что он не имел ввиду Израиль, а только поселенцев, выглядели довольно бледно. В этой программе Дарвиш был представлен тем, кто он есть – врагом.

Так что же побудило выступить Либермана против этой программы? Что же побудило лучшие умы наши выровнять ряды, взять под козырек и рвануться осуждать? Страх. Страх, что часть нашей молодежи не поймет, восхитившись стихами борьбы, нашей правой позиции. Страх, что часть нашей молодежи перейдет влево. Я скажу честно, я не читал Дарвиша, наверно и никогда не буду. Мне достаточно было услышать лишь один его стих, чтобы понять, что передо мной ярый враг.

Евреи народ книги, были им всегда. Мы гордимся тем, что сомневаемся, спорим, обсуждаем прочитанное. Наши великие книги построены на полемике. Из всех религий иудаизм был первый, поставивший целью знание. Наши тексты были возведены в разряд культа, святости. Это то, что спасло народ от внутренних потрясений. Мы никогда не боялись дать нашим детям всю информацию по тому или иному вопросу, зная, что они сами примут правильное решение.

Укрытие информации в истории других народов имели катастрофические последствия, когда эта информация всплывала. Так в Европе прошла реформация церкви, в России убили царя Александра II, произошла ленинская революция и перестройка. Арабская весна тоже произошла в результате информационного взрыва. Запрет на информацию, запрет на книги не способствует нормальному восприятию, вызывает недоверие и подозрение.

В этом году выйдет в свет "Майн Кампф". Власти Германии нашли оригинальный способ запретить эту книгу – они экспроприировали права на ее издание. Но у издательских прав есть срок, и он закончился. Автор этих строк уже читал ее. По интернету ходит перевод 1939 г. на русский язык. Прочитав некоторые части ее, я ужаснулся, насколько похожи порой некоторые выкладки в прессе, особенно русскоязычной, на части этой книги. Все, что касается беженцев в Европе, геев, палестинских террористов, идеи сплочения нации, борьбы против левых либералов. При легком редактировании редкие правые круги отказались бы от такого руководства к действию.

Это не значит, что правые движения следуют теории нацистов, однако, имей они доступ и изучив историю нацизма, чьей неотъемлемой частью является "Майн Кампф", они бы несомненно изменили свой подход к данным темам. Отсутствие информации заставляет нас наступать на те же грабли. Нас ожидает еще один информационный взрыв.

Возвращаясь к скандалу вокруг Либермана и Галей Цахаль могу только сказать, что замалчивание информации это не меньшая попытка манипуляции обществом, чем ее публикация. Информация, поданная радиостанцией актуальна и необходима. Еврейское общество должно знать, кто перед ним стоит и чего хочет добиться. Что же до политика с длинным рекордом манипуляций и идеей разделения страны на два гетто, то он заслуживает лишь скептического отношения.

Восставший из гетто

Алексей Викторов. http://www.jewish.ru/

04.07.2016

Он тайно учил детей, несмотря на все советские запреты. А потом пришли нацисты. И простой учитель Шолом Холавский, лишившийся после массовых расстрелов всех своих учеников, организовал в Несвижском гетто подпольный отряд сопротивления и устроил первое в Восточной Европе восстание в гетто, вдохновившее на борьбу с нацистами других узников.

История белорусского города Несвиж, стоящего в окружении стародавних лесов, озер и болот, богата на события. Здесь создавались архитектурные шедевры, свершались открытия и внедрялись ноу-хау – в частности, в серединеXVIII века местечковый еврей Евно Якобсон, промышлявший на жизнь починкой и изготовлением часов, изобрел счётную машинку, ставшую прототипом арифмометра. А учитывая, что первые упоминания о Несвиже некоторые исследователи усматривают еще в «Повести временных лет», то город неоднократно становился свидетелем смены правителей, границ и сопутствующих этому военных действий. Но, пожалуй, самые черные дни его истории начались в конце июня 1941 года, с момента оккупации города немецко-фашистскими войсками и создания здесь гетто. В память о погибших узниках этого гетто в городе воздвигнуты сразу четыре памятника, есть один и в Иерусалиме. Во многом памятники эти были установлены стараниями тех, кто все-таки смог выжить, но не смог забыть трагедию. Одним из них был простой учитель Шолом Холавский, ставший впоследствии крупнейшим исследователем Холокоста. Он же возглавил и восстание Несвижского гетто – первое на территории Восточной Европы и воодушевившее к сопротивлению многих других.

К началу Второй мировой Шолом Холавский, как уже говорилось, работал учителем в еврейской школе Несвижа. Правда, азы подпольной работы ему пришлось освоить еще до оккупации города немецкими войсками. Ведь после вступления в город Красной армии в сентябре 1939-го преподавание на иврите, равно как и общение на нем, были полностью запрещены. И два года Холавский в ряду других преподавателей – членов сионистской организации Хашомер-Хацаир (Молодая гвардия) – тайно продолжал обучение на иврите. Но 27 июня 1941 года город был занят немцами, а 30 июня создан и юденрат, который возглавил варшавский беженец, свободно владевший немецким языком юрист Магалиф.

Рядом с юденратом была организована биржа труда, и каждое утро евреи старше 15 лет приходили туда, чтобы получить направление на работу. Однако 30 октября 1941 года на рыночной площади города под предлогом проверки документов немцы собрали всё еврейское население – более четырёх тысяч человек. Окруженным эсэсовцами людям зачитывали фамилии, и услышавший свою должен был перейти на правую сторону площади, взяв с собой всех членов семьи. Зачитывались лишь фамилии специалистов: ткачей, портных, врачей, инженеров, строителей. По два человека каждой специальности. Так из общего количества были отделены лишь 585 человек. Остальных, разделив на две группы, повели к местам гибели.

Очевидец расстрела одной из групп Станислав Баранцевич в книге «Несвижские воспоминания» так описал эту казнь: «Накануне той карательной акции я получил приказ явиться утром с лопатой для выполнения повинности. Наша группа из десяти человек собралась в песчаном карьере, как мы думали, для погрузки песка. На месте мы неожиданно увидели немецких жандармов, литовских карателей и белорусских полицаев из БНС (отряд националистической организации «Белорусская народная самозащита»). В полдень из города вышла многочисленная колонна. Мы видели звезды на одежде людей. Полторы тысячи человек разного пола и возраста, с детьми на руках, шли смиренно и подавленно. Приговорённых к смерти людей подвели к краю ямы и заставили снять одежду и обувь. Затем им приказали спуститься на дно карьера и лечь ровными рядами, близко один к другому. Каратели совершали несколько коротких очередей из автоматов по лежащим людям. Следующая группа жертв должна была ложиться на предыдущий ряд убитых и раненых. И снова автоматная очередь, и снова новый пласт убитых… Карательная акция длилась до шести часов вечера. В каждом слое расстрелянных людей были живые и раненые, которые умирали от удушья под тяжестью последующих слоёв. Когда мы засыпали яму с казнёнными евреями, она шевелилась от конвульсий умирающих и раненых людей». Одновременно с этим в другой части города также звучали выстрелы, уносившие жизни узников второй группы.

Оставшихся в живых, среди которых был и Холавский, согнали в опутанную колючей проволокой территорию гетто размером 150 на 250 метров. Это была отдаленная, практически без жилых домов часть еврейского квартала, где находились четыре синагоги и молитвенный дом. Буквально через несколько дней, как все разместились, Холавский, которому после совершенных немцами убийств было некого учить, собрал в своем доме членов сионистского движения и предложил борьбу вместо смирения. Речь его перед собравшимися была такой: «Евреи! Мы отсоединены и изолированы от широкого мира. Возможно, не будет слышен ни один из наших криков. Мы можем быть последним существующим гетто и последними из евреев. Но мы будем бороться за наши жизни. Мы будем защищать гетто – землю страдания. Мы будем бороться, как последние евреи сражались за свою землю. Мы будем готовы – конец может прийти в любое время». В тот вечер в Несвижском гетто появился отряд сопротивления во главе с Холавским. Первоначально собрания проводились под видом только что созданного профсоюзного комитета. А так как почти все гетто состояло из ремесленников, то через время решения «профсоюза» признавал уже и юденрат, что несколько улучшило условия жизни в гетто. Глава юденрата Магалиф, конечно, был марионеткой в руках немцев, однако препятствий силам сопротивления, скрывающимся под видом профсоюза, не чинил.

Холавский же и его сподвижники разработали план отпора следующей нацистской акции уничтожения, в которой никто не сомневался. Вот почему в созданных тайниках ежедневно увеличивались запасы бензина и керосина, необходимых для поджога гетто и приготовления горючих смесей в бутылках вместо гранат. Те из евреев, кто работали на немецком складе вооружения, с риском для жизни добывали оттуда оружие и взрывчатку. А те, кто отслужили в армии или просто мало-мальски владели оружием, распределили между собой наиболее уязвимые места в ограждении гетто, которые они должны были оборонять. Остальные, абсолютно все без исключения, приготовили себе личное оружие: ножи, штыки, топоры, заточки. И если не каждый верил в спасение, то каждый готов был бороться, дав достойный отпор по сигналу, за который решили считать поджог стога сена на площади.

Тем временем гетто разрасталось. К первоначально отобранным ремесленникам присоединялись и прибывавшие группы евреев из окрестных деревень, беженцы из Польши и Германии. Они приносили с собой печальные вести о зверствах фашистов. Так, жители Несвижского гетто узнали, что в начале июля 1942 года было расстреляно все еврейское население расположенной неподалеку деревни Снов. А 17 июля каратели собрали на площади и евреев Городейского гетто. Людям приказали лечь на землю лицом вниз. Плакавших детей и тех, кто поднимал голову, забивали палками до смерти. Потом по людям стали ездить на грузовиках. Выживших расстреляли.

Расправу над узниками Несвижского гетто фашисты решили приурочить к годовщине вторжения в СССР. Периметр гетто был оцеплен полицией и эсэсовцами 21 июля 1942-го. Магалиф довел до евреев приказ немцев: «Остаться в стенах гетто лишь специалистам, остальным выйти для расстрела». Немцы даже не скрывали своих планов – напротив, коротали время, данное узникам для сборов, животно-первобытным улюлюканьем и непрекращающимися выстрелами в воздух, призванными окончательно сломить волю людей. Но вдруг на площади гетто вспыхнул стог сена. Через минуту огнем полыхали все дома, заранее заботливо облитые припасенным керосином. Валящий от них густой черный дым заслонял фашистам и их приспешникам весь обзор. А вскоре уже совсем неожиданно для немцев с чердака синагоги вдруг раздалась пулемётная очередь, вслед за которой, прорываясь через ограждение, бойцы сопротивления бросились в рукопашный бой. Под автоматным обстрелом они шли на врага с ножами и металлическими прутьями. Многие задыхались от гари, передние ряды падали от пуль, но за ними из-за дымовой завесы появлялись и бежали на убийц другие – осознававшие неизбежность смерти, но не боявшиеся ее. Ненависть к извергам в их глазах затмевала страх.

Бой продолжался целый день, и это были поистине «дантовские сцены». Из двух тысяч обитателей Несвижского гетто спаслись только 25 человек. Среди них был и Холавский. Уйдя в леса и присоединившись на время к партизанам, вскоре он возглавил и собственный боевой отряд, воевавший с нацистами в лесах в течение двух лет. Встретившись позже с Ицхаком Цукерманом, одним из руководителей восстания в Варшавском гетто, они сформировали движение, целью которого был поиск выживших евреев и помощь в их репатриации в Израиль. Сам Шолом Холавский репатриировался в Эрец-Исраэль в 1948 году, став учёным-историком с мировым именем и крупнейшим исследователем истории Холокоста на белорусской земле.

И хотя выжить в организованном им восстании удалось единицам, оно было первым на территории Восточной Европы. Весть о нем быстро разлетелась по другим гетто. В них тоже стали создаваться отряды сопротивления, и скоро похожие восстания прошли в Клецке, Мире, Тучине, Варшаве и Белостоке. И пусть силы всегда были не равны, а потери превышали число спасенных – люди погибали в борьбе, вносили свой вклад в уничтожение общего врага.