Эта история – часть войны за
независимость. Это история борьбы за Иерусалим, эпизод с трагическим концом, но
не менее преисполненный героизма. Ведь героизм проявляется именно там, где
непродуманность ситуации требует нечеловеческих усилий для выполнения возложенной
на людей задачи. Это история Кфар-Эциона.
Начиная с времен праотцов –
Авраама, Ицхака и Иакова дорога из Иерусалима в Хеврон – дорога отцов была
центром истории. По этой дороге шли Авраам и Ицхак к горе Мория. Здесь Авраам
выкупил пещеру Махпела – пещеру в которой похоронил жену, пещеру, в которой
покоится и сам Авраам, его сын Ицхак, его внук Иаков. Здесь, в деревушке
Вифлеем, родился, вырос и воевал царь Давид.
Старый Йешув размещался в
четырех святых городах – Цфате и Тверии, Иерусалиме и Хевроне. Евреи из
Иерусалима шли в Хеврон молиться у пещеры праотцов, и евреи из Хеврона шли в
Иерусалим молиться у Стены Плача.
Развитие и рост
поселенческого движения сионистов не оставили равнодушными даже крайне
религиозных. Так, в 1927 году частная инициатива Ицхака Гринвальда воплотилась
в создание нового поселения для ультрарелигиозных – Мигдаль-Эдер.
Мигдаль-Эдер был не просто
идеей нового поселения. Это должно было превратиться в новую модель жизни. До
сих пор ни одно возникшее поселение в Палестине не было независимо внутренне от
властей и их законов. Здесь была цель. Новое поселение должно было превратиться
в город-сад, оно должно было служить примером еврейского упорства, трудолюбия и
жизни по законам Торы. Свою продукцию поселенцы планировали привозить в
Иерусалим и на вырученные деньги поддерживать общину Хеврона, достаточно
ослабшую к тому времени. Было приобретено 4 тысячи дунамов.
Но политические разногласия и
неодобрение глав старого йешува оставили новое поселение без поддержки. Тем не
менее люди остались. Им приходилось бороться за право на жизнь не только с
силами природы, но и со своей естественной средой – старым йешувом и
сионистским руководством.
1929 г.
В 1924 г. Соединенные Штаты
Америки жили как нельзя лучше. Банки выдавали ссуды под минимальный процент,
цены акций на Уолл-стрит просто летели вверх, каждая вторая семья в Америке
покупала себе машину. Американцы больше не хотели быть страной эмигрантов.
Бедные эмигранты тянули страну вниз и тормозили развитие. США вводят квоту – 160
тысяч в год.
В то же время волна
антисемитизма в молодой Польше выталкивает из страны тысячи евреев. Они находят
свое пристанище в Палестине. То, что делало Америку слабее, способствовало
усилению и укреплению еврейского йешува в Палестине. Для йешува это не только
приток рабочей силы – это приток капитала и деловой инициативы.
Польскую эмиграцию назвали
эмиграцией киосков. Но среди них были и люди, которыми двигала идеология. Это
привело к усилению сионистского движения, приобретению новых земель и увеличению
еврейской доли в развитии промышленности в Палестине. Для арабов, экономически
почти полностью зависящих от англичан это не предвещало ничего хорошего.
В Иерусалиме создавались
новые кварталы. Богатые арабы жили по соседству с богатыми евреями. Их дети
ходили в одни школы. Семья Нашашиби, отличавшаяся хорошим отношениям к евреям и
сионистскому движению побеждает на городских выборах в Иерусалиме в 1926 г.
Соперничество между семьями
Нашашиби и Эль-Хусейни доходит до высшей ее точки. В своем провале муфтий видит
виноватыми евреев и начинает нагнетать антисемитскую компанию. Чтобы заставить
замолчать своих соперников он использует ислам в своей пропаганде.
23-го сентября 1928 г. евреи
отмечали Судный день. Чтобы позволить женщинам участвовать в молитве было
решено разделить площадку на две части. Для этого было подано прошение
английским властям. Муфтий решил представить это как нарушение "статус
кво": "Стены "Харам а-Шариф" (Храмовой горы) неотъемлемая
часть святыни мусульман!" провозгласил он.
Верховный комиссар Палестины
в это время находился в Лондоне, и его заместитель решил ничего не
предпринимать до приезда своего босса. Нерешительность англичан вызвала
демонстрации с обеих сторон.
В августе 1929 г. муфтий Хадж
Амин Эль-Хусейни заявляет, что "каждый, кто убьет еврея, получит право
войти в рай". Он и толпа арабов, вооружившись топорами прямо из мечети
Аль-Акса направились в еврейский квартал, находившийся тогда напротив Дамасских
ворот. Так начинается погром, длившийся несколько недель и потрясший всю
страну. Толпы фанатиков, верных муфтию, врывались в еврейские дома. Они
убивали, насиловали и уничтожали имущество. В Хевроне, в Иерусалиме, в Цфате и
в Тверии лилась реками еврейская кровь. Лишь в Тель Авиве и Хайфе
организованные уже к тому времени отряды Хаганы сумели дать отпор погромщикам.
Лишь немногие нашли свое спасение у соседей, грудью защищавших своих друзей.
Жителей Мигдаль-Эдер спасли арабы из соседней деревни. Но им пришлось покинуть
свое новое поселение.
Кфар-Эцион.
Но история на этом не
кончается. Скорее наоборот. Потому, что уже в 1935 году Шмуэль Цви
Гольцман(Эцион) прибывает сюда с целью создать поселение. Гольцман не просто
был человеком идеи. Он был бизнесмен и плантатор, у него был богатый опыт в
выращивании винограда, оливковых деревьев и цитрусовых. В 1906 – 1907 гг. он
импортировал вино, произведенное в Ришон-Леционе, в Европу. На этот раз цель –
бизнес. Чтобы завязать хорошие отношения с соседями, он открыл клинику, в
которой практиковал его сын, врач по профессии. Гольцман пришел не один. С ним
вместе Пинхас Шнеерсон, ветеран "Хашомера", вместе с Трумпельдором
воевавшего в Тель-Хае. Они привозят работников – новых репатриантов из
Курдистана. Новое поселение начинает жить.
1935 г. был хорошим годом в
отношениях между соседями. Уже улеглись прежние склоки и казалось, ничто не
может помешать арабам и евреям жить и работать вместе. Возрождался йешув в
Хевроне, в Иерусалиме евреи стали возвращаться в мусульманский квартал, в
еврейский квартал напротив Дамасских ворот.
Недалеко от Кфар-Эциона Ицхак
Коэн, хозяин магазина тканей из Яффы покупает 128 дунамов. Он сажает здесь
яблони, грушевые деревья, виноград. У него работают арабы из соседних деревень.
Однако идиллия длилась недолго. Арабское восстание меняет все. Снова евреи
уходят из Хеврона, а за ними и евреи из Кфар-Эциона.
Но и это не конец. Теперь еврейские
сионистские кружки в Европе – Бней Акива, Хашомер Хацаир, Гордония и Бейтар
принимают вызов: "Достойным ответам бесчинствам арабских националистов
станет репатриация и строительство новых еврейских поселений!"
Образовывается "Квуцат
Авраам". Цель – подготовить молодежь к репатриации и работе в сельском
хозяйстве. Еще одна цель – спорт и самооборона. Десятки молодых людей
добровольно призываются в польскую армию – научиться и приобрести бесценный
военный опыт, который пригодится им в Палестине.
Молодежь прибывает в страну,
когда черная тень нацизма и второй мировой войны уже нависла над Европой.
Большинство прибывает незаконно – англичане ограничивают въезд в Палестину. В
1942 г. Кфар-Эцион возрождается. И на этот раз он не один – четыре новых
поселения, Кфар-Эцион, Эйн-Цурим, Масуот Ицхак и Ревадим, определяют еврейское
присутствие к югу от Иерусалима на Хевронском нагорье. Их лозунг – "Там,
где еврейский плуг пропашет последнюю борозду, там установится граница будущего
еврейского государства!" Теперь это Гуш (Блок) Эцион.
Кфар-Эцион находится на
дороге из Хеврона в Иерусалим. Это делает его стратегическим пунктом – он
контролирует дорогу. И поэтому с самого начала войны он был объектом атак. Это
было первое поселение, подвергшееся попытке захвата.
В январе 1948 г. отряды Абед
Эль-Кадера Эль-Хусейни, брата муфтия, начали атаку. Но и бойцы в Кфар-Эционе
были достаточно подготовлены. Была одержана первая победа. Но бой истощил силы.
Была послана телеграмма в Иерусалим – требуется помощь. Чтобы усилить Гуш-Эцион
посылается отряд в сорок человек. Это и был горный отряд. Командиром был Дани
Мас. Они должны были начать свой путь из Хар-тува.
Хартув.
Хартув находился на
библейской земле. С одной стороны Цора, с другой Эстаол. Здесь родился и вырос
Самсон:
"И начал Дух Господен
действовать в нем в стране Дана, между Цорой и Эстаолом."
–
Книга Судей, гл. 13, ст. 25
Хар-тув берет свое начало в
том самом 1882 г., когда волна эмиграции и идея возвращения в Сион подняли
евреев России со своих мест. Эта волна имела свои отголоски в Румынии, в
Болгарии, в Греции. Наплыв новых репатриантов вызвал нездоровый ажиотаж вокруг
скупки земель – цены подскочили в десятки раз. Порой это разоряло новых
переселенцев и для многих стоял вопрос жизни и смерти. Это решила использовать
христианская миссия "Общество евреев Лондона" – оказать помощь с
целью обратить нуждающихся в "правильную веру".
Глава миссии, крещенный еврей
Мозес Фридландер основывает общественную организацию "Помощь еврейским
беженцам" и приобретает земли арабского села Артуф.
Колония подстрекателей – так
называли ее в еврейской религиозной прессе. 24 семьи, выходцы из Румынии и
России, работали в ней. Миссия построила
здание на вершине холма, там жили поселенцы. В надежде на поддержку основного
христианского сообщества, эта колония широко освещалось в церковной прессе.
Несмотря на миссионерский характер проекта, евреи все же могли соблюдать
еврейские законы. Но это не успокоило еврейское общественное мнение – были даже
попытки "спасти" заблудшие души из лап коварной церкви. Натиск
общественного мнения и естественные трудности (нехватка воды, болезни, скудный
урожай) привели к тому, что уже в 1886 г. колония перестала существовать.
Проект не удался и в начале 90-х земля была выставлена на продажу.
В 1895 г. кружок болгарских
евреев "Братсво за землю Израиля" покупает эти земли. 12 семей
приезжают сюда создавать поселение. Они назвали его Хар-тув (хорошая гора). Но,
как всегда, не обошлось без трудностей. Деньги, предназначенные на покупку
оборудования и строительство ушли на бакшиш к Иерусалимскому паше, а языковой
барьер (евреи Болгарии говорят на ладино) не дал им сблизиться со старым
йешувом. Но в отличие от других поселений, они отвергли предложения Ротшильда.
Хартувцы промышляли производством овечьего молока, растительного масла и
стройматериалов. 160 человек жили в старых постройках миссии и только в 1920 г.
начали строить дома. В 1929 г. Хар-тув был сожжен арабами. Жители, спасшиеся в
последний момент, видели в окнах поезда, шедшего в Яффу, как горят их дома.
Только 70 человек вернулись. В начале 1948 г. в Хар-туве находился гарнизон из
14 бойцов. 16 мая 1948 г. Хар-тув снова был эвакуирован и уже никто не
вернулся.
Отправление.
Отряд прибыл в Хар-тув и
разместился. Должны были привезти оружие. Его доставили из Маале-Хахамиша в
грузовике с двойным дном – чтобы спрятать от англичан, которые в те времена все
еще хозяйничали в стране и уже вполне откровенно приняли сторону арабов.
Грузовик прибыл с опозданием. Когда разобрали оружие, выяснилось, что двоим
оружия не хватает. Ночь с 15-го по 16-е января 1948 г. была особенной. Ночь без
луны. Кромешная тьма. "Вы слишком поздно выходите, сказал командир
местного гарнизона, обращаясь к Дани. Вы раскроетесь". "Раскроемся,
так раскроемся. Если мы будем близко к Гушу, это неважно," ответил Дани. В
телеграмме, посланной в Гуш-Эцион сообщалось, что отряд и оружие прибудут с
трех до четырех утра.
Что означали его слова? Это и
предстоит нам узнать. История Ламед Хэй, история 35-и бойцов, началась с этих
слов. Они ушли, и никто не знал, как они погибли. Только после шестидневной
войны, когда снова восстановили Гуш-Эцион, местная краеведческая школа начала
исследование. Что же случилось с теми бойцами?
Путь проходил из оврага в
овраг. Рации не брали. Неожиданный шум мог выдать бойцов. Карту не брали –
какой смысл, если нельзя зажечь даже фонарик. Нельзя курить и говорить. У
пальмаха был способ – ориентироваться по вади (высохшая речка) – считать
притоки. Например, по карте выход на пятом притоке – надо сосчитать четыре и
выйти в пятый.
Правильно было идти на юг – к
долине Эла, там, по кромке пробираться на восток. Но на пути стояла полицейская
крепость. И поэтому бойцы ушли на запад. Там, у подножия хребта Цоры, они
скрылись в вади Сорек.
Переход через вади занял
времени больше, чем ожидалось, к тому же один из бойцов сломал ногу. Он
задерживал всех, и его надо было отпустить.
У кого больше шансов? У 35и
вооруженных бойцов, или у троих – один раненый и двое сопровождающих? Кого
легче остановить, убить? Так думали бойцы в эту минуту. Казалось, эти трое
уходят на смерть. Но судьба распорядилась иначе – трое вернулись в Хар-тув, а
35 ушли в неизвестность.
"Мы прижались к скале
и ждали, когда утихнут шаги отряда. Тогда и мы начали продвигаться в сторону
Хартува. С другой стороны (не с той, с которой пришли) мы обошли крепость. Мы
шли по пропаханным полям, и прожектор, светивший с башни, мешал нам время от
времени. Это был самый медленный отрезок дороги. Думаю, что возле Бэйт-Натиф
была у них та же проблема. Мы пришли в Хартув только к утру". – Так рассказывал один из троих
вернувшихся.
О них складывали легенды:
Будто на них наткнулся пастух из села, они не стали его убивать, потому, что
тот был безоружен, а связали и оставили в вади. Пастух сумел освободится и
привел убийц к отряду. Так моральные ценности стали во главу боевой традиции.
Ценой своей жизни они сохранили и не замарали в невинной крови чистоту еврейского
оружия. В другой версии это были женщины.
Они шли на юг, к долине Эла.
На дороге стояло арабское село Бэйт-Надиф. После войны за независимость на его
месте был основан киббуц Натив Ламед-Хэй (маршрут 35-и). Так киббуц сохранил
название арабского села, которое в свою очередь, как и многие другие арабские
деревни хранило в себе более древнее имя.
До шестидневной войны никто
не знал, что случилось с горным отрядом. Знали, что он должен был пройти здесь.
Поэтому в киббуце стоит памятник, посвященный бойцам.
Долина Эла.
Эла – название дерева. По-русски
– атлантическая (туполистная) фисташка. Эла и Алон(дуб) издревле считались
святыми деревьями и содержали имя божье(Эль) в своем названии. Рядом с ними
устраивали жертвенники. Эта фисташка дерево редкое и вымирающий вид. Здесь, в
этой долине было много таких деревьев.
Арабы, кстати назвали эту
долину по имени другого вымирающего вида, тоже нашедшего здесь приют –
беловатая акация. Они называют эту долину Шатта.
Нет такого места,
врезавшегося в память еврейского народа, как это. Здесь еврейский народ
противостоял в неравной схватке филистимлянам. Маленький юноша, без всяких
доспехов с одной пращой в руке вышел против гиганта. Почему? Ведь были и бойцы,
была армия, был царь. Но все опустили руки. Все смирились с будущей судьбой
рабов. Прагматизм. Но он вышел и победил одним ударом. Возможно именно этот
поступок, как никакой другой возвеличил будущего царя. Его победа подарила
народу не только независимость. Его победа подарила народу веру в успех, в свои
силы. Легко быть царем, писать псалмы и решать насущные задачи, когда в твоих
руках власть. Но когда ты беззащитен, и все что у тебя есть это праща, выйти
против всего, казалось бы мира…
Они пришли сюда в четыре часа
утра. Здесь, в долине Эла, отряд повернул на восток.
Пункт последнего назначения.
Начиная с 1949 г. Какаль
сажает деревья на всем протяжении "Зеленой черты". Основная цель
тогда была маскировка. В конце леса стоит КПП. Здесь есть две смотровые
площадки – одна на Гуш, другая на высоту, последнее прибежище отряда. Первая
площадка дает примерное представление, как должен был бы быть проложен их путь.
Издалека видна водонапорная башня Кфар-Эциона. Справа от нее курятники киббуца.
Слева киббуц Рош-Цурим, на месте, где тогда стоял киббуц Эйн-Цурим. До Гуш
Эциона оставалось 6 километров.
Отряд начал свой путь в Хартуве
и должен был пройти 28 километров, из них 5 километров вне опасности. Гуш-Эцион
находится на высоте 1000 метров, Хартув – 300. Но здесь им оставалось 500.
Две арабские деревни
контролируют перевал в горы и находятся на одной линии. Пересеча эту линию, отряд
находился бы в безопасности. В этом и был смысл выражения Маса: "Если мы
будем близко к Гушу, это неважно". Но история не знает слово
"бы".
Они пришли сюда к шести утра.
Их заметили то ли пастухи, то ли женщины всего в полукилометре от заветной линии.
В считанные минуты арабские отряды, готовившее нападение на Гуш и
базировавшиеся в этих деревнях были на месте.
Отряд отступил и ушел в
ущелье, находящееся слева от дороги. На какое-то время он ушел из виду.
Командир отряда наверно понял, что ни пройти вперед, ни отступить не удастся. И
поэтому он решил занять позиции для круговой обороны. Они поднялись на высоту,
расположенную прямо перед нами. Со смотровой площадки нельзя увидеть другую
горку – но она расположена всего в нескольких десятках метров, и она выше на
метров 25.
Туда взобрались местные. Мог
ли видеть ее Дани Мас? Был густой туман, и только если ты местный ты сможешь
понять, откуда исходит опасность. Дани Мас до этого был командиром Гуш-Эциона.
Но даже он не мог знать этих мест достаточно хорошо.
Бой продолжался несколько
часов. К вечеру все было закончено. Местный британский офицер приехал забрать
тела. В Гуш-Эционе пока еще ничего не знали.
Послесловие.
В далекой Венгрии, в
Будапеште, на съемной квартире командир Пальмаха, посланный Моссадом для набора
добровольцев и организации переправки беженцев, сидел и читал газету. В газете
сообщалось о смерти отряда. Подробностей не сообщалось. Хаим Гури, а это был
он, не знал, что командиром был его товарищ был Дани Мас.
Его переполнили чувства, и он
начал писать. Когда написал, что-то не понравилось, он скомкал бумагу и кинул
ее на пол. Хозяйка квартиры, муж которой был литератор и исчез в пламени
катастрофы, машинально подняла, расправила лист и отдала его Гури. "От
моего мужа ничего не осталось," сказала она. Вот что было в этом листке:
Смотри, вот лежат наши
тела, в длинном, длинном ряду.
Искажены лица, в глазах
смерть, мы не дышим.
Последние факелы гаснут и
вечер спускается в горы.
Смотри, мы не встанем к
прогулке под светом заката,
Не полюбим, не вздрогнет
гитара от нежных аккордов струны.
Не пробудим мы эхо в садах,
когда ветер гуляет по лесу.
Смотри, наши матери
склонившись молчат, сестры сдавливают в себе плач.
И разрывы гранат, и пожар,
и знаки в предвестии бури!
Неужель хоронить нас
пришли?
Да мы встанем, и снова
придем, как тогда, мы воспрянем из мертвых!
Снова станем скитаться,
большие и грозные в помощь придем,
Ведь вокруг нас все живо,
все бьется и в венах кипит.
Мы не предали. Смотри,
рядом ружья пустые от пуль.
Стволы жаркие помнят
последние наши слова.
Наша кровь на тех тропах,
на каждом шагу.
Дали все, что смогли, пока
воин последний не пал, и не встал.
Неужель обвинят нас, что к
вечеру пали в бою,
И губами приникли к
суровой скалистой земле?
Смотри, ночь какая, как
дышится, как хорошо.
Звезды как бы цветут в
тьме небес,
Запах сосен. Теперь
хороните, забросайте нам лица землею.
Здесь колючка, окопы,
здесь вместе мы все.
Новый день. Не забудь! Не
забудь!
Ибо имя твое до конца наши
губы шептали, пока смерть не сомкнула глаза нам.
Вот лежат наши тела, в
длинном ряду, мы не дышим.
Ветер воет в горах и
живет,
Утро встало, покрылись
росою поля.
Мы вернемся, мы
встретимся, мы красными будем цветами.
И вы сразу узнаете нас, мы
безмолвствующий горный отряд.
Расцветем, как затихнет
последний разрыв.
Бойцы горного отряда были
привезены в Кфар-Эцион и похоронены в братской могиле. По окончании войны за
независимость их тела вместе с телами других бойцов Кфар-Эциона были перевезены
в Иерусалим и похоронены на горе Герцль.
אין תגובות:
הוסף רשומת תגובה